Банки и Информационные технологии

В рамках проекта «PC Week/RE — 20 лет инноваций!»мы берем интервью у лидеров ИТ-рынка, предлагая им рассказать об этапах развития в России разных областей ИТ-индустрии через призму собственной судьбы, собственного опыта в ИТ. С вами хотелось бы поговорить не только об этом, но и услышать рассказ, как эволюционировал советский инженер за это время. Ведь это ваш путь: от инженера — до руководителя российского представительства такой известной западной компании, как Red Hat. Итак, с чего всё начиналось?

Я закончил московскую физико-математическую школу, потом поступил в МИЭМ на факультет «Прикладная математика». По окончании института начал работать в НИЦЭВТ. Был инженером, ведущим инженером, руководителем группы. Наша группа занималась системным программированием. Мы адаптировали VM в СВМ. Уже тогда, в 1985–1986 гг., мы занимались виртуализацией.

В то время существовал Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), и производства делились между социалистическими странами. Так Болгария производила диски и машины EC 1033; EC 1055 выпускала Германия. А мы занимались операционными системами и проверяли взаимодействие всех узлов.

А поcле Перестройки вы перешли на работу в IBM?

Да, это был 1991 год. Первого апреля я перешел в IBM. Чистая случайность — это была просто судьба. В IBM я пришел на позицию системного инженера Продолжил работать с мейнфреймами.

Наверное, вам легко было переходить с EC на IBM?

Да, это было приятно. Всё знакомое, но машины IBM почему-то, в отличие от ЕС, не ломались. И не было целого штата инженеров поддержки. Вообще инженеров не было. Включил — и всё работает.

В IBM вы сделали отличную карьеру. Вам помогло то, что вы получили MBA?

Да, MBA реально помогает. Поправить язык, понимать причинно-следственные связи, видеть всю картину в целом.

А как западная фирма, в частности IBM, проходила все наши кризисы? Как это сказывалось на бизнесе?

Кризисы касались всех. Я помню кризис 1998-го, он дался очень трудно. Обрушился сразу: вчера еще было хорошо, а сегодня уже очень плохо. Приходилось сокращать людей, а это тяжело. Единственное преимущество перед российскими ИТ-компаниями заключалось в том, что нам удавалось сберечь самые ценные кадры, переводя их в другие подразделения IBM за границей.

В 2008 г. было совсем по-другому. Кризис наступал постепенно. И уже был опыт. Но IBM не делала резких движений. Тем нем менее, все равно пришлось снижать расходы, в том числе за счет сокращения персонала.

А какие годы были лучшими для компании?

Периоды после кризисов. Так, после кризиса 1998 года хорошо «помогла» Проблема-2000, в этой области были крупные проекты, в частности связанные с мейнфреймами (которые я по-прежнему очень люблю). Пусть эта проблема была сильно преувеличена, но ведь никто не знал, чем всё обернется, и никто не хотел брать на себя дополнительные риски. Интересное было время…

А когда вы перешли в Red Hat?

Это был 2011-й. В IBM я отработал двадцать лет, хотелось уже что-то поменять. И тут поступило предложение от Red Hat.

А как вы себя чувствовали в последний кризис? Как он отразился на IBM и Red Hat?

У нас есть такая статья бизнеса, как OEM, поставки операционной системы на серверы. И вот рынок OEM действительно рухнул, поставки сократились, и довольно существенно. Все рынки упали, но рынок железа, на мой взгляд, сокращается быстрее, чем остальные. Железо — это в закупках то, от чего можно сразу отказаться. Ситуация непростая: у клиентов снизились или даже заморозились бюджеты на фоне падения рубля.

В целом Red Нat подошла к этому кризису хорошо. У нас есть команда, есть отстроенные каналы, да и клиенты начали понимать, что такое Open Source.

И с другой стороны, мы продаем поддержку. У нас нет платы за лицензии, и это становится преимуществом в условиях кризиса.

Давайте перейдем к импортозамещению. Что это такое? Возможно ли оно? Как сказывается курс на импортозамещение на вашем бизнесе?

Тема импортозамещения не нова. Во времена Советского Союза существовал Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ), был железный занавес. Но была и российская элементная база, был заимствованный софт и были институты и специалисты, которые разбирались во всем этом и понимали, как это работает.

Как только занавес упал, началась утечка мозгов. К сожалению, кризис в науке и образовании, переключение на продажу природных ресурсов, на использование импорта привели к тому, что мы научились пользоваться новыми технологиями, но в плане разработки — у нас все западное.

Хотя есть исключения: есть»1С«, есть «Лаборатория Касперского» и другие успешные софтверные компании.

Но где они зарегистрированы? Многие известные на ИТ-рынках компании имеют русские корни, но это не значит, что они российские.

А вы что считаете российским продуктом?

Российский продукт — это, тот продукт, у которого разработчики, владелец и сама организация находятся в России. И какое-то количество кода и интеллектуальной собственности тоже находится здесь.

Так как же следует проводить импортозамещение?

Импортозамещение — это политический вопрос. Быстро создать продукт, используя Open Source, очень легко. Но тут не все так просто. Создание экосистемы, включающую в себя поддержку, «дорожную карту», взаимную сертификацию с производителями аппаратных средств и ПО — это тяжелый долгосрочный проект. И возникает вопрос — появятся ли у нас условия для создания такой системы?

Red Hat создала такую экосистему уже давно. Если десять-пятнадцать лет назад Open Source ассоциировался только с Linux, то сейчас количество Open Source-продуктов очень большое. На Open Sourcе уже можно построить инфраструктуру. Самый простой и самый логичный путь нашего импортозамещения — использование Open Source.

Но надо учиться вести поддержку. Исправлять ошибки в своем коде, обеспечивать определенные SLA, создавать продукт, у которого есть «дорожная карта», развитие, версионность. И этот продукт еще сертифицировать как с российскими, так и с и западными разработчиками.

А китайский вариант импортозамещения? Когда сначала копируешь западные продукты, а потом вырываешься вперед? Такой вариант у нас возможен?

В Китае была государственная поддержка национальной платформы, которая называлась Red Flag. Полностью основанная на Red Hat Enterprise Linux. Не нужно заботиться о «дорожной карте» — иди и бери. Китайцы сами сделали перевод. Организовали локальную поддержку на своем языке. Даже SLA был. Но как только государство перестало оказывать им поддержку, Red Flag обанкротился. Похоже, что такой подход не гарантирует долгосрочную перспективу.

В качестве примера работающего варианта импортозамещения мы можем привести сотрудничество с компанией «IT Сириус», которая создала свою платформу на базе Red Hat Enterprise Linux и осуществляет поддержку первого и второго уровня. А мы осуществляем поддержку только третьего уровня.

Возвращаясь к политическим рискам. Чем хорош Open Source? Есть открытые коды, и есть поддержка сообщества. Сообщество — оно вне политики. Это дополнительный довод в пользу Open Source.

Как я понимаю, Red Hat работает только с Open Source. У вас нет проприетарных продуктов?

Нет, ни одного. Мы приверженцы модели Open Source. Это способ создания и разработки приложений, подразумевающий обмен исходными кодами, быстрое создание прототипов и активное участие независимого сообщества разработчиков. При этом то, что сделает заказчик, может быть рассмотрено Red Hat и сообществом и реализовано либо в следующих релизах либо в виде нового проекта. Таким образом, идея свободного ПО проявляется в более практичном и комфортном виде — прежде всего это способ и идеология разработки.

Все наши продукты (а их более 20) разрабатываются с использованием этой модели. Даже если Red Hat приобретает компанию, производящую проприетарное ПО, например такие, как Manage IQ или FeedHenry, все разработки переводятся на Open Source.

Перейдем к текущему кризису. Как вы считаете, программы Open Source и в частности программы управления процессами предприятий типа вашего продукта JBoss могут помочь российским компаниям в условиях кризиса?

В последнее время значительно вырос интерес к нашим продуктам со стороны заказчиков. Когда три года назад я встречался с заказчиками и предлагал им наши Open Source-решения, скажем, в области Middleware, то они отвечали, что им это не нужно — у них есть другие решения. Теперь интерес к открытому коду существенно вырос по всей линейке продуктов. И продажи JBoss тоже выросли в разы.

Я посмотрел ваш профиль в LinkedIn и увидел, что в разделе «лучшие навыки» у вас с большим отрывом идут облачные вычисления. Давайте к ним и перейдем. Почему, например, вы поддерживаете и OpenStack, и RHEV, и OpenShift? На что все же стоит делать основную ставку? Что будет мейнстримом?

Главное в облаках — предложить ИТ как сервис. Инфраструктуру — IaaS, платформу — PaaS, сервис — SaaS. Принцип облаков близок модели Open Source — платить только за то, что получаешь.

Инфраструктурно облака строятся на виртуализации. KVM плюс oVirt равно Red Hat Enterprise Virtualization (RHEV). RHEV — это коммерческий готовый продукт, который имеет поддержку компании. А у KVM нет SLA. Его поддерживает сообщество. Если у вас будет проблема — то это проблема между вами, продуктом и сообществом.

Все говорят об OpenStack, но не все понимают, что это такое. А это довольно большой фреймворк с большим количеством проектов. OpenStack дополняет RHEV, не конкурирует с ним. В качестве PaaS мы предлагаем Openshift, как инновационную платформу для разработчиков, в том числе решающую проблему DevOps.

KVM изначально был ориентирован на архитектуру x86. Нет ли планов, в связи с программой импортозамещения, адаптировать его под наши процессоры, например «Эльбрус»?

Сообщество KVM поддерживается IBM, и там уже есть поддержка процессора Power. Хорошая экосистема для российского импортозамещения — связка Power и ОpenStack. Разработчики «Эльбруса» также могут стать членами сообщества KVM и oVirt, писать коды и драйверы для «Эльбруса». Могут даже создать коммерческую структуру для дальнейшей поддержки этого решения. В этом и прелесть Open Source. Всё открыто…

А как вы проводите сертификацию в России?

Сертификация — это большой отдельный вопрос. У нас в стране много сертифицирующих органов. Есть сертификация для Минобороны. Для госорганов — это ФСТЭК. Есть еще сертификация ФСБ. Свою сертификацию имеет Газпром. Всё довольно сложно. Но сертифицировать нужно. Мы сертифицировали наш основной продукт на СВТ 5. Но мы не были заявителями, мы работаем через российских партнеров, которые являются экспертами в этой области.

И последний вопрос. Вы читаете PC Week/RE?

В электронном виде нет, зато я постоянно читаю бумажный. Хочу искренне от души поблагодарить еженедельник, потому что я его читаю уже двадцать лет. Очень интересный. Для меня это ИТ-издание номер один.

Опубликовано в PCWEEK/RE